Из жизни иммигранта
Если вам скажут, что учителя больше всего на свете любят свою работу, не верьте. Я вот преподаю эстетику в одном из московских колледжей. Работе своей искренне предан, считаю ее благородной и одной из важнейших в жизни. Однако звук последнего на данный день звонка — одна из самых близких моему сердцу мелодий. А уж летние каникулы... рай земной. Вот и сейчас сижу четверговым вечером и смотрю фильм по мотивам главного романа Майн Рида. Жена Ольга готовит на кухне луковый суп. Умеет ведь. «Бедный Генри не вернулся в Касадель-Корво: никогда больше он не ложился в свою постель. Его постелью в ту ночь была прерия». Да уж...
«В меня влюблен Эль-Койот!.. Ты Эль-Койот, но я — Исидора Каварубио... и не вздумай становиться на моем пути!»
Забыл представиться — Евгений Цымбал, тридцати семи лет; как уже упоминал — преподаватель эстетики. Хотя приходилось, и без особых усилий, и с чувством, как говорили в иные годы, глубокого удовлетворения нести в юношеские массы и английский, и историю, и психологию. И даже музыку. Да чего только не нес. А «Всадник без головы» действительно одна из самых любимых моих советских картин. Кроме лихо закрученного сюжета, хотя и существенно отличающегося от того, что в книге, и эффектных пейзажей Крыма и Кубы, где происходили съемки, там выдающийся актерский состав. На фоне не нуждающихся в представлении Видова и Савельевой, ничуть не проигрывают неземной красоты кубинка Нуньес и брутальный эстонец Аарне Юкскюла. Есть и милые курьезы — роль злодея Диаса исполнил добрейший и милейший театральный актер Энрике Сантиэстебан из Гаванского театра драмы. А старого охотника Стампа — оперный певец Иван Петров, народный артист СССР, спевший сотню партий, от Вотана до Ленина. И, наконец, брата Луизы Генри, впоследствии и ставшего, собственно, тем самым всадником, — подросший Витя Беловольский. Мальчик Юра из «Адъютанта его превосходительства», не знавший, кто такие мигранты и произнесший сакраментальную фразу:
— Пал Андреич, вы шпион?
— Видишь ли, Юра...
Мои воспоминания прервал звонок в дверь.
— Евгений Сергеевич, к вам посетитель! — это Ольга.
— Кто, дорогая?
— Какой-то юноша!
— Проси! Интересно.
— Вы свободны, Евгений Сергеевич?
С тем же успехом и с той же интонаций, посетитель мог просить, не шпион ли я. Да и по возрасту «юноша» скорее походил на того самого злосчастного Юру — ему вряд ли было больше пятнадцати. Я узнал его сразу. Это был Ваня Белохвитинов, мой ученик. Кстати, один из лучших. И с непростой судьбой. Очень талантливый в художественном плане, хотя и с характером.
— У меня к вам дело. Вы мне поможете?
Интересный подход.
— Все зависит от того, в чем состоит ваше дело. Проходите, садитесь к расскажите все подробно. Чай, кофе, может, лимонад? Подросток взглянул на меня исподлобья и плюхнулся в кресло.
— Вы не думайте там чего — у меня есть деньги. Дед дал на байк ко дню рождения, а я пока сохранил — двадцать тысяч. Хватит?
— Смотря на что.
— На вашу профессиональную помощь, зовите меня Ваня.
— Тогда и ты зови меня дядя Женя.
— Прикольно, у меня никогда не было дяди.
Он снова поднял на меня глаза. И даже кривовато ухмыльнулся. Паренек он симпатичный, с некой аристократичностью во внешности, только какой-то дерганный и неулыбчивый. И сутулится слишком.
— И все-таки чаю, может, Ваня?
— Нет, дядя Жень, если можно, кофе с молоком. В Америке привык.
— А почему ко мне пришел?
— Я вам доверяю.
— Хм... теперь давай по порядку. И он начал свой рассказ.
— Мой отец тогда был молодым, но уже подающим большие надежды геофизиком — весь пошел в деда, членкора РАН, героя соцтруда. А вот мама — она была, как тогда говорили, из неполной семьи, отца своего не знала, а ее мама, то есть моя бабушка — я и видел-то ее раз пять за свою жизнь; по-моему, она была из пролетариев, а то и маргиналов (вот сильное слово-то знает, вундеркинд!). Она, как шепотом выражались мои близкие на кухне, пила, и работала где-то за гроши, не то уборщицей или дворничихой.
В общем, мама ее стеснялась. Она была равнодушна к науке, зато обожала искусство — отлично пела, сочиняла стихи, а главное, очень хорошо рисовала. Так или иначе, только со слов деда, конечно, я знаю эту историю, отец мой когда-то влюбился в нее без памяти и вопреки воли родни повел под венец.
— Ты в нее отлично рисуешь?
— Сейчас не об этом, извините. Им осталось только смириться, хотя особой симпатии к ней они так и не почувствовали за весь рассматриваемый период времени. Мы все думали, что впереди у нас много-много лет в целом счастливой жизни.
Кончина отца и бабушки наступила, куда раньше ожидаемых дат и при самых нелепых и трагичных обстоятельствах. Они катались на лодке на нашем водоеме, его и озером-то не назовешь, но вдруг лодка перевернулась. Бабушка совсем не могла плавать — возраст уже; папа пытался ее спасти, но в результате оба утонули. Я еще совсем мелкий был, особенно ничего и не понимал. Взрослые плачут, тревога какая-то... А потом у нас появился Леня. Дед мне рассказал, что он с отцом в одном институте учился, они даже вроде приятельствовали.
Он мне сначала даже очень понравился — веселый такой, все подарки дарил; папа-то посдержанней был. Велел его по имени называть и на ты. Кампании у нас бывали, я гостям то стих какой прочту, то песню спою — они аплодируют. Вот уж я был доволен! Да и мама вроде довольна была, оперативно утешилась. Это тоже были, конечно, дедушкины слова. А потом, я сам лично слышал, Леня стал уговаривать маму уехать в Америку. Со мной, разумеется. Он обещал ей, чуть ли не все блага этого мира, в том числе, и карьеру дизайнера. Якобы у него был там хороший знакомый, давний друг, и папку моего знавший даже, он обещал все устроить.
Конечно, это были не лихие 90-е, когда поездка и тем более миграция в Америку приравнивалась к путевке в рай. Но я, же тогда совсем пацаном был... Да, а сейчас ты вундеркинд еще тот.
— Ну, и что дальше?
— Уехали. Поначалу эта страна меня просто поразила. А американская жизнь меня сразу убила наповал. Ну, что вы хотите от мальчишки, который дальше Геленджика никогда не выезжал, да и то дошколенком? И поселились мы в Чикаго.
— Знаю, этакий заокеанский Екатеринбург. Пардон, продолжай.
— В пресловутом Уэст-Бэнке, так называемом русском районе, куда настоящие американцы и не заходят, в маленькой съемной квартирке, все равно я ощущал себя словно на другой планете. И был благодарен маминому мужу, что он вывез меня из холодной и отчасти голодной тогда Москвы.
Судя по разговорам на кухне, которые до меня долетали в виде обрывков с включениями инвективной лексики, Леня довольно быстро освоился на новом месте, завел связи, иногда знакомил меня с детьми «нужных людей» и, хотя все они выглядели подозрительно и говорили с местечковым акцентом, я был рад началу новой жизни. Правда, скоро понял, что не все так безмятежно. Мой новый папа целыми днями где-то пропадал, а мамина помощь в делах была ему практически не нужна. Меня устроили в школу — в жизни не видел такого интернационального класса! Я начал осваивать английский, вернее, американский. Обзавелся друзьями. Мама тоже обзавелась другом. Я понял это довольно быстро: она так изменилась: стала по-другому, как-то вульгарно, одеваться, слушать другую музыку, вообще вести себя, мягко говоря, странно. Я тогда еще ничего не понимал. Этот ее ухажер, кажется, Брендон, кстати, «компаньон» нового папы, подсадил ее не то на транквилизаторы, не то на что-то еще похуже.
— Но это было лишь начало. Вскоре Леню арестовали: он занимался вроде бы отмыванием денег или чем-то вроде того. Мамин друг оперативно исчез, а ей становилось, в смысле психического h состояния, все хуже. Деньги наши таяли. Добрые соседи, как это водится у американцев, заявили в полицию, маму увезли в больницу, а меня — в специнтернат. Меня ждала перспектива жизни в приюте для сирот или приемная семья. Спас дед — я успел написать ему про мою ситуацию. Прилетел буквально через день; забрал, американского гражданства у меня не было, так что получилось все почти легально.
— Прямо фильм-нуар!
— Угу. Вот уже второй год учусь у вас. Очень нравится.
— Похоже, ты пришел не только, чтобы сказать мне об этом? Ваня приумолк.
— Тут на прошлой неделе произошло нечто экстраординарное. Приехал некий Винсент Смит, агент по делам наследования. Сам позвонил мне, мы встречались. Сказал, что привез деньги — двадцать тысяч долларов. Я не терял связи с мамой, насколько, правда, это было возможно. Узнал, в частности, что у нее была саркома, а она даже и не знала об этом. И еще. Якобы ее картины, написанные уже в эсайламе, это вроде приюта для умалишенных, всем сердцем полюбил и по достоинству оценил некий экстравагантный австрийский коллекционер-миллионер, специализирующийся на творчестве людей с отклонениями психики. Мама была еще в сознании, но ей уже сообщили, что осталось ей немного. Она продала все свои работы этому меценату, получила, вернее, ее агент, с вычетами почти миллион баксов, и завещано было все мне.
«Человеческий организм, — пояснял агент, — загадочен: заболевая саркомой, он исцеляется от шизофрении. Пусть и ненадолго. Тоже произошло и с твоей матерью. Она отправила эти деньги, думая, что вы здесь в России ужасно бедствуете. Остальные должны были прийти позже. Хотя матери твоей уже не вернуть».
А так как я несовершеннолетний, ими пока будет распоряжаться дед. Мой опекун. А эти двадцать штук и этого Смита мама послала для упрощения процессов.
Американец был вежлив и энергичен. Для получения наследства, в обход сложных юридических тропинок нужно буквально пару бумаг оформить. И заплатить небольшую пошлину. Он в этом своим клиентам поможет; этим его контора и занимается. А прибыл лично, чтобы все ускорить, ну и персональный гонорар получить. За хлопоты. Переводим средства со счета на счет и вступаем в права наследования.
— Да-а, так в чем подвох?
— Дядь Жень, он не американец. Этот Винсент Смит — поддельный какой-то.
— С чего ты взял?
— Мне сложно объяснить — я в Америке жил-то совсем пацаненком, у меня все впечатления на уровне подсознания, аллюзий каких-то, коннотаций (вот парнишка дает: терминами сыплет, как из рога изобилия!) немного на самом деле. Но чувствую, что-то не так. Может, он и жил там, может, со штатовцами общается постоянно, но все равно работа нечистая.
— Так вы, вроде, ничего не теряете: деньги приходят — деньги уходят. А вы при своих и ждете наследства — по бумагам там куда больше выходит, так ведь?
— Вот это меня и напрягает. Дед уже готов все бумаги подписать. Помогите разобраться!
— А моя-то, какая роль? Я же не юрист, не полицейский, даже не частный детектив. Он опять приумолк. — Думаю, вы сможете помочь. Не знаю как, но сможете.
Хорошие дела, надо сказать...
— Мне надо бы с дедом твоим, а главное с этим юристом американским повидаться. Когда у вас встреча — завтра вечером? Надо поторопиться.
Ладно, о нашем разговоре не говори никому, а завтра вечером ничему не удивляйся.
Эх, выручай «Всадник без головы». Скорее, правда, тут пригодится «Золотой теленок» — поиграем в Остапа Бендера.
— Оля, нужна твоя консультация. Ты же у нас неплохо разбираешься в юриспруденции?
Дверь у Белохвитиновых мне открыл пожилой господин, остающийся импозантным в лучшем смысле этого слова. Хотя, видно, что с каждым днем это ему дается все тяжелее.
— Здравствуйте, вам кого?
— Здравствуйте, мне профессора Белохвитинова. У меня для него письмо и посылка.
— Прошу. Проходите, пожалуйста, в комнату.
А в гостиной настоящий дым коромыслом. Оживленный разговор и веселый смех. Ваня и мужчина неопределенного возраста играли в «Монополию» и пили кофе. Но я обратился к хозяину дома:
— Добрый вечер! Разрешите представиться — Никлас Волков. Можно просто Ник, я племянник вашего ученика и друга Константина Волкова.
— Костеньки? Да вы что! Он жив? Здоров? Сто лет про него не слышал!
— Жив, слава богу, правда, здоровье оставляет желать лучшего. Он давно живет в Австралии, в Канберрре. Собственно, и я там по соседству, в Вест-Пойнте, но работа моя в основном в Юго-Восточной Азии. А в посылке, насколько я знаю, номер «Огонька» со статьей «Молодые Архимеды», про начало вашей научной деятельности.
Я заметил, что гость профессора, хоть и старался не подавать виду, напрягся, услышав про Южный континент, но потом расслабился и даже расплылся в улыбке.
— Позвольте представить, Ник, — наш друг из Америки Винсент Смит.
— Рад познакомиться — вы тоже ученый?
— Увы, Ник, я обычный клерк. Хотя и назвали меня в честь отца-основателя Винсента Уильямса, — он рассмеялся.
— Может быть, перейдем на английский?
— Нет, что вы, у меня русские корни, и я обожаю говорить на великом и могучем.
— Замечательно!
Говорил этот худощавый, с благородными залысинами брюнет красиво и правильно, почти не делая ошибок в своем несколько старомодном русском. Он объяснил, что его мама была дворянкой, из одной из волн эмиграции, женщина интеллигентная, патриотичная, и не желавшая, чтобы ее сын игнорировал один из своих родных — по крови! — языков. Отец же его был типичный ВАСП, к тому же военный. Лейтенант Джошуа Смит участвовал в кампании в Корее, был ранен, награжден за подвиг под Пусано — спас товарища! — и мечтал, чтобы сын тоже пошел по армейской части. Вспоминал, как во время первой нефтяной войны его папа, уже в преклонном возрасте, буквально требовал, чтобы его сын пошел добровольцем усмирять злого Саддама.
— И что же вы?
— Поехал, но опять-таки, простым бумагомарателем. Увы, юристам в современном мире всегда найдется место на войне.
— Наверное, ваша работа может и не столь героичная, но так интересна, — я медоточил, как греческая смоковница, — наверное, было столько интересных дел?
— О да, не буду скрывать. Чего только не приходилось мне перевозить за все эти годы! Вот, к примеру, Бостонскую библию вез в Брюссель.
— Да вы что?
— Именно! Их всего двести экземпляров!
— И сколько, если не секрет, она могла стоить?
— Именно секрет! Но вам скажу — порядка восьмидесяти тысяч долларов. Сейчас наверняка больше. Еще был тотем племени беотуки позапрошлого века — сокол.
— Бедняги, они вымерли. Извините, но это ваш майор Кристоферсон сказал: хороший индеец — мертвый индеец. А вы прямо Джеймс Бонд от Инюрколлегии, — так вроде называется эта организация, здесь, в России? Романтика! Не то, что у нас, лабораторных червей! А мне пора, надеюсь, Иван Петрович, журнал доставит вам наслаждение как настоящему ученому.
— Спасибо вам, Ник, может быть, останетесь? Куда вы сейчас, на ночь глядя?
— О, благодарю вас за приглашение, но меня ждут мои друзья. Они будут волноваться! Спасибо за гостеприимство. Рад был встретить вас, Винсент! Надеюсь, мы еще встретимся — мир так мал! Уходя, сквозь зубы буркнул Ване:
— Ты был абсолютно прав, этот сын лейтенанта Смита — самозванец и к Америке имеет лишь весьма опосредованное отношение. К инюрколлегии, думаю, тоже. Подробности позже. Обязательно позвони вечером.
Дома меня ждала мусака с козьим сыром. А ведь я еще не отошел от лукового супа. Но супруга моя занималась не только кулинарией.
— Дорогой, есть информация по твоему делу. Но только после ужина, и не спорь!
Но полностью отдаться чревоугодию не удалось:
— Дядя Женя, это Ваня, звоню, как обещал.
— Правильно делаешь. Этот ряженый ушел? Так вот: отца-основателя Уильямса звали Хью. Генерал Шеридан, а не выдуманный мной майор Кристоферсон сказал: «хороший индеец — мертвый индеец». Это даже Моррис Джеральд знал — спасибо любимому фильму. Бостонская библия хотя и реально старинная и редкая книга, но далеко не такая дорогая. А под Пусаном в Корее военных действий не велось. Подозреваю, что со Смитом вы завтра встречаетесь в банке?
— Да. Дедушка должен получить деньги из Америки. От Смита. А в его контору через банк перечислить налог на наследство и гонорар. Около шестидесяти тысяч вместе. Это все, что есть у деда.
— Не бойтесь. Все будет окей, как говорят настоящие американцы. Главное, ничего не подписывайте до нашего приезда, а я буду не один.
В профессии преподавателя есть дополнительные плюсы. Так, отец одного из моих лучших учеников — подполковник полиции, Миша Савельев. У нас с ним вполне доверительные отношения. Думаю, неплохо будет, если он составит мне компанию. А жена сообщила мне и вовсе поразительную информацию.
В маленьком банке с замысловатым названием было немноголюдно. Ваня сделал вид, что нас не заметил.
— Ник? Вы? — профессор был удивлен, а вот Смит любезно улыбался, но только не глазами.
— Рад вас видеть, господа. Винсент или как вас там на самом деле, нам надо поговорить наедине.
— Не понимаю, я американский гражданин! — его акцент стал сильнее и наиграннее.
— Никакой вы не американский гражданин. А это — подполковник полиции Савельев.
Миша показал удостоверение. Мы вышли на свежий воздух.
— Так, откроем карты: американец не может не знать имен отцов-основателей и истории Гражданской войны. Даже эмигрант — он просто не получит гражданства. Цена упомянутой Библии минимум в десять раз меньше той, что вы назвали. Дела о наследстве для граждан других стран решаются совсем иным способом, в вашем случае вы рисковали бы получить лет пятьдесят американской тюрьмы. И наконец, имени матери Вани нет в реестре оставивших наследство. И вообще, очень велики шансы, что она жива. Будем говорить?
— Да, — сказал он глухо.
— Ваша цель?
— Деньги. Отдаю двадцать, получаю шестьдесят; ради них можно и разыграть водевиль.
— Да уж, — усмехнулся Миша, — если это возвести в ранг системы... птичка по зернышку клюет!
— А откуда вы узнали про Ванину семью и их ситуацию?
— Я встретил его нового отца в тюрьме, в Стейтвилле, одной из худших зон Америки. Русских там немного, мы вроде сдружились, и он мне рассказал свою историю. Поведал, что бывший тесть — человек состоятельный, но, как все интеллигенты, неделовой и доверчивый. Вскоре я узнал, что Леня получил новый срок, и очень солидный. Ну, тут я и решился провернуть это дельце. Миллиона у этой сумасшедшей, разумеется, не было, тонн сто баксов гонорара наберется
— Хорошая терминология. Думаю, будет справедливо, если вы действительно отдадите им эти деньги. Или желаете сравнить условия в Стейтвилле и Республике Коми? Идите к оператору. Вот настоящий расчетный счет Белохвитинова-старшего. И без шуток.
Ну что еще сказать? Ваня жутко обрадовался тому, что его мать жива, а это потом подтвердилось, пусть и без миллиона. Сын лейтенанта Смита благополучно свалил из страны. Профессор, узнав, как все было на самом, деле, чуть не свалился с инфарктом; как говорится в финале моего любимого фильма, «об этом не любит вспоминать хозяин гасиенды». Неужели у меня действительно получилось помочь этим людям? Никак не думал, что обладаю такими способностями, но менять профессию преподана частного детектива не собираюсь. Хотя и жду летних каникул как манны небесной.
Неплохая сказка
Прочитав это повествование, мне почему вспомнился советский фильм «Здравствуйте, я ваша тётя!», что-то между этим рассказом и фильмом есть общее - наследство.